Я подумаю об этом завтра...
Ааааааа моя дарлинг опять подарила мне классный фанфик 
Спасибо тебе сонце... Мне так приятно просто слов нет
Спасибо тебе сонце... Мне так приятно просто слов нет
26.03.2011 в 09:35
Пишет Der Exorzist:Это мой первый фик! (с) Не бойтесь, не первый вообще - первый по фандому.
Название: Не бояться
Автор: Der Exorzist
Гамма: аннаморн
Фандом: Uragiri wa boku no namae wo shitteiru
Пейринг: Хоцума/Шусей.
Жанр: romance
Рейтинг: R
Дисклеймер: отрекаюсь.
Заявка: с ключом "Я хочу увидеть свои следы на твоем теле" от Kassandra_Li.
От автора: первый блин. И, наверное, таки комом.
Я прошу прощения у: а) заказчика; б) тех-самых-двоих заказчиков, фики для которых уже закончены, но до сих пор не сданы. х)
А еще: автор не разбирается в приставочных играх. Ага.
читать дальшеСон обычно приходит к нему неслышно, ступая осторожно, мягко, нежно закрывает веки мягкими ладонями. Еще неслышнее, осторожнее, мягче и нежнее – это после сытного ужина, стоит только после оного ужина принять ванну – пусть и в компании остальных стражей-полудурков – и едва положить голову на подушку.
Правда, Шусей обычно приходит куда тише.
Сквозь сон Хоцума смутно слышал его шаги, но ему так хотелось досмотреть сон, где он наконец-таки проходит эту чертову локацию в «Mindjack» – говорят, одну из последних локаций! Но куда уж там проходить, когда хочется просто откинуть голову на спинку мягкого кресла и немного поспать? В конце концов, эти придурки утомили его.
Хоцума видел сквозь полуприкрытые веки, как рука Шусея потянулась к пульту.
– А ну!.. – рыкнул было он, пытаясь подняться, но ноги предательски запутались в пледе – и он едва было не рухнул к Шусеевским же ногам. Экран издевательски подмигнул ему серым цветом и погас. Усуи развел руками.
– Я же ни хрена не сохранил, ты!.. – Хоцума в панике оглянулся на приставку: все еще горел зелененький огонек. Благо, Шусей смыслил в технике несколько меньше. Неуловимо меньше. Рендзе щелкнул пультом.
– Опять «Mortal Combat»? – вздохнул Шусей. Привычно и понятно.
Он опустился в кресло рядом и запрокинул голову.
– «Mortal» – старье, – фыркнул Хоцума, – надоел, угу.
Усуи и не слушал, и, если бы не открытые глаза, можно было бы вообще подумать, что заснул. Рендзе неодобрительно посмотрел на него:
– Иди-ка ты спать, а?
В капельках воды на шее Шусея играл лунный свет из открытого окна. Вечно Хоцуме было жарко, вечно не хватало воздуха – и поэтому всегда оно было распахнуто.
Усуи пожал плечами.
– Ты же опять засидишься до утра.
– Ну и? – воинственно начал Рендзе. Замер, замолк: Шусей приподнялся, подошел к окну, пару секунд стоял так, а затем обернулся – и край рубашки неудержимо сполз вниз. Шрамы – бегущая вниз выжженная полоса. Кольнуло в груди.
«Сколько раз еще это будет повторяться?» – Мысль была его или чужая? Хоцума упрямо мотнул головой и внимательно – куда внимательнее, чем прежде, – уставился на Шусея. Порывисто поднялся, откладывая джойстик.
– Что ты там интересного увидел? – проворчал, подходя ближе. Пытаясь избегать взглядом.
– Луна совсем не такая, как в Вальпургиеву ночь, – задумчиво сообщил Шусей, по-прежнему стоя вполоборота. Тихо сказал – даже еле слышно. Точно ласковыми прикосновениями по коже. – На ней нет крови. Почти нет.
По телу пробежала дрожь. Хоцума отвернулся.
– По-прежнему отказываешься смотреть на меня? – В голосе Шусея не было ни тени упрека, вообще ни единой эмоции, будто бы ему в самом деле все равно.
– Нет! Нет, это другое. – Нахмурившись, провести кончиками пальцев по шее. Шусей никогда не реагировал бурно на это – ни на что почти бурно не реагировал, лишь дыхание, постепенно срывающееся дыхание выдавало. И расширяющиеся зрачки – в стеклах было видно, как.
В спину отдавалось мерное тиканье часов. Шусей прикрыл глаза. Не выдавать себя? Не показать усталости?
Затем неожиданно сделал плавный шаг назад, отодвинув Хоцуму, и захлопнул окна.
– Простудишься, – сказал вроде бы мягко, а на самом деле – как отрезал. Поправил занавески и развернулся. Совсем теплый, с еще влажной кожей, намокшими длинными ресницами и – в его, Хоцумы, объятиях.
За секунду можно прижать к себе так, что дышать становится тяжело, и прислушаться к ровному биению сердца.
– Ты что мне, мамочка? – наконец осведомился недовольно Хоцума. Не выдержав, едва ощутимо потерся щекой о щеку напарника.
– Сам потом будешь жаловаться на боль в горле, – ответил Шусей, не отодвигаясь, – а я не буду вновь уговаривать тебя показаться врачу. Не заслужил.
– Это я-то?! А кто каких-то там пару лет назад слег с воспалением хитрости?!
– У меня был бронхит, вообще-то.
Хоцума чувствовал его мягкую улыбку, даже не глядя на него. Шусей улыбался – и размеренно гладил напарника по спине, точно успокаивая, хотя тот и не боялся, и не страдал. Это, скорее, была привычка: делать так, как раньше, – утешать, сдерживать, – нежели действительно необходимость.
– Пойдем, – тихо произнес Шусей, – иначе ты же, как всегда, не выспишься, не встанешь вовремя, и завтра опять будет шумно, потому что мы не спустимся к завтраку. Придет Юки, и…
– А пусть приходит! – воинственно откликнулся Хоцума. – Тебе-то что?
– Он не умеет ходить неслышно, – улыбнулся Усуи. – Отвлекает… от тебя.
Рендзе, задумавшись, замер. Кивнул. Сделал шаг назад.
– Подожди, сохранюсь только!
Дверь за ними закрылась еле слышно: особняк уже спал, а Шусей и так, даже если и не беспокоился о других его обитателях, любил тишину.
Усуи остановился около двери в свою спальню – остановился и словно бы задумался.
– Если утром нас увидят в одной постели, это будет… простительно?
– Ха, да пусть только попробуют сказать что-то против! Я им…
– Я понял, – остановил его Шусей. Медленно приоткрыл дверь и вошел. Услышав тихий щелчок замка, чуть вздрогнул. Хоцума притих: сказывалась близость, ночь и полная тишина.
Пальцы Шусея медленно расстегивали пуговицы на его рубашке.
Хоцума потянулся рукой и включил ночник.
– Ты забыл задернуть занавески, – произнес Шусей, когда он присел рядом на постель.
– Не-а, я специально, – уверил его Рендзе. Помедлил, прежде чем лечь на живот и достать из-под подушки книгу. – Опять свое разбрасываешь?!
– Вообще-то, – Шусей помедлил, пытаясь сдержать смех, – мы в моей спальне.
Хоцума, готовый отшвырнуть книжку в сторону, замер.
– Все равно: фигню читаешь, – попытался объясниться он.
– Чем тебя не устраивает эта книга?
– Ну, – Хоцума нахмурился, ища своему выводу логическое объяснение, – рисунок на ней дурацкий!
Тихий смех Шусея вывел его из себя.
– Ну что ты ржешь?!
Любая драка начиналась с него, но драка из тех, когда, прижимая руки противника к полу или к постели – к чему угодно, – смеешься, а затем… затем можно поцеловать. Шусей и в этот раз оказался слишком близко, чтобы удержаться, и смех прекратился – осталось неровное дыхание и лихорадочные движения руками по груди, шее, нежнее – по щекам, контуру губ, векам, лбу, еще влажным прядям волос. Пальцы Хоцумы остановились на вороте футболки, осторожно прикоснулись к обожженной коже.
– Не надо, – вырвалось у Шусея – почти невольно, почти одним выдохом, неслышным, но отчаянным. Он никогда на ночь не снимал ее, эту «ночную» футболку, разве что только когда спал один, но… когда это в последний раз было?..
– Тише… – Хоцума наклонился к нему слишком близко, коснулся губ, а пальцы невесомо, едва ощутимо прикасались к шрамам – уже не больно, скорее, просто непривычно, – я хочу их видеть… видеть свои следы на твоем теле.
Шусей выдохнул хрипло, громко, даже выгнулся немного; ладони сжались на плечах Хоцумы; расширились зрачки. Он не вырывался, не говорил ничего, молча терпел, смотрел, как Хоцума стягивает с него футболку, но невольно сжался и поспешно скрестил ладони на груди, едва она была отброшена в сторону. Хоцума смотрел на него, пытался не закрыть глаза, пытался принять эту правду, поверить.
– Да хватит уже себя бояться! – Схватить за тонкие запястья, прижать к постели.
Шусей зажмурился.
– Тебе больно? – спросил осторожно.
– Нет… нет…
Прикасаться к обнаженной коже показалось непривычным, прижиматься слишком сильно – недопустимым, вдруг Шусею станет больно?
– Зачем все это? – Шусей вздрогнул, когда губы Рендзе прикоснулись к кромке шрама – нет, это просто куда более чувственно, чем просто поцелуй куда бы то ни было, что-то вроде не знака доверия, но знака принадлежности; не то чтобы Шусей хотел принадлежать Хоцуме, но… но это было в крови, в голове, в сердце – он уже состоял из этого чувства, так зачем сопротивляться и бежать?
– Я хочу, чтобы ты не боялся. – Взгляд Хоцумы был непривычно серьезным. Будь дело днем – Шусей посмеялся бы над ним, по-доброму, конечно, но посмеялся, – но не ночью, когда его ладонь легко поглаживает меж бедер, а губы целуют так жарко – куда еще жарче, еще нежнее, еще чувственнее? Будет слишком. И так слишком для одного человека, даже если отдаваться – отдавать часть себя в поцелуях, прикосновениях, ласках.
Пальцы внутри, свободная ладонь Хоцумы – на шраме около самой шеи; осторожен, внимателен – почему именно сейчас?
Шусей подавил стон, попытался избавиться от мыслей. Сильнее – и ближе, Хоцума, ближе… Не больно – совсем, приятно – до того, что невозможно сдерживаться.
Хоцума надавливает, входит; ощущение – странное, Шусей лежит, зажмурившись, и считает удары его сердца. Это как бесконечная секунда. Бесконечная секунда перед долгой истомой – Шусей не мог бы подобрать другого слова. Даже если бы хотел. Даже если бы мог хотеть чего-то в эти секунды, кроме как ладони Хоцумы на своем члене, толчков – более сильных, – прижать к себе так, чтобы дышать стало окончательно невозможно, чтобы точно слышать биение сердца.
Разве он не этим живет – не этим настоящим, реальным человеком, который был рядом всегда?
– Тебе так нужны доказательства того, что я твой? – Шусей шептал. Сил не оставалось, удовольствие – оно захлестывало, лишало разума, горела кожа под прикосновениями, и холодный ветер от окна не помогал – лишь тоньше, острее чувства.
Хоцума не ответил. Выдыхал шумно, прижимался, разглядывал так жадно, будто бы боялся, что действительно потеряет.
Наслаждение во сне Эшли было другим: манящим, чудесным, куда более сильным, чем в реальности, но неправильным. Тут же – как это назвать? Правильностью? Необходимостью?
Тем, что завораживает, срывает дыхание, заставляет чувствовать – на самом пике, - что любовь существует.
Слушая прерывистое дыхание Хоцумы, аккуратно опустившего голову ему на грудь, Шусей осторожно протянул руку и выключил ночник. Прикрыв глаза, погладил Хоцуму по голове, кончиками пальцев провел по щеке и улыбнулся едва заметно. Рендзе перекатился и внимательно уставился на него. На его лицо. Но, кажется, уже без страха опустить взгляд на обнаженную грудь.
– Ты так смотришь на меня, будто бы боишься, что я не проснусь. – Шусей несильно сжал его ладонь.
– Кто ж тебя знает, придурка!
В голосе Хоцумы только что была… нежность?
Засыпать рядом показалось привычным. Рендзе же пообещал, что отомстит всем, кто посмеет сказать хоть слово по этому поводу.
Морфей в этот раз навестил – их обоих – куда быстрее, чем обычно.
URL записиНазвание: Не бояться
Автор: Der Exorzist
Гамма: аннаморн
Фандом: Uragiri wa boku no namae wo shitteiru
Пейринг: Хоцума/Шусей.
Жанр: romance
Рейтинг: R
Дисклеймер: отрекаюсь.
Заявка: с ключом "Я хочу увидеть свои следы на твоем теле" от Kassandra_Li.
От автора: первый блин. И, наверное, таки комом.
Я прошу прощения у: а) заказчика; б) тех-самых-двоих заказчиков, фики для которых уже закончены, но до сих пор не сданы. х)
А еще: автор не разбирается в приставочных играх. Ага.
читать дальшеСон обычно приходит к нему неслышно, ступая осторожно, мягко, нежно закрывает веки мягкими ладонями. Еще неслышнее, осторожнее, мягче и нежнее – это после сытного ужина, стоит только после оного ужина принять ванну – пусть и в компании остальных стражей-полудурков – и едва положить голову на подушку.
Правда, Шусей обычно приходит куда тише.
Сквозь сон Хоцума смутно слышал его шаги, но ему так хотелось досмотреть сон, где он наконец-таки проходит эту чертову локацию в «Mindjack» – говорят, одну из последних локаций! Но куда уж там проходить, когда хочется просто откинуть голову на спинку мягкого кресла и немного поспать? В конце концов, эти придурки утомили его.
Хоцума видел сквозь полуприкрытые веки, как рука Шусея потянулась к пульту.
– А ну!.. – рыкнул было он, пытаясь подняться, но ноги предательски запутались в пледе – и он едва было не рухнул к Шусеевским же ногам. Экран издевательски подмигнул ему серым цветом и погас. Усуи развел руками.
– Я же ни хрена не сохранил, ты!.. – Хоцума в панике оглянулся на приставку: все еще горел зелененький огонек. Благо, Шусей смыслил в технике несколько меньше. Неуловимо меньше. Рендзе щелкнул пультом.
– Опять «Mortal Combat»? – вздохнул Шусей. Привычно и понятно.
Он опустился в кресло рядом и запрокинул голову.
– «Mortal» – старье, – фыркнул Хоцума, – надоел, угу.
Усуи и не слушал, и, если бы не открытые глаза, можно было бы вообще подумать, что заснул. Рендзе неодобрительно посмотрел на него:
– Иди-ка ты спать, а?
В капельках воды на шее Шусея играл лунный свет из открытого окна. Вечно Хоцуме было жарко, вечно не хватало воздуха – и поэтому всегда оно было распахнуто.
Усуи пожал плечами.
– Ты же опять засидишься до утра.
– Ну и? – воинственно начал Рендзе. Замер, замолк: Шусей приподнялся, подошел к окну, пару секунд стоял так, а затем обернулся – и край рубашки неудержимо сполз вниз. Шрамы – бегущая вниз выжженная полоса. Кольнуло в груди.
«Сколько раз еще это будет повторяться?» – Мысль была его или чужая? Хоцума упрямо мотнул головой и внимательно – куда внимательнее, чем прежде, – уставился на Шусея. Порывисто поднялся, откладывая джойстик.
– Что ты там интересного увидел? – проворчал, подходя ближе. Пытаясь избегать взглядом.
– Луна совсем не такая, как в Вальпургиеву ночь, – задумчиво сообщил Шусей, по-прежнему стоя вполоборота. Тихо сказал – даже еле слышно. Точно ласковыми прикосновениями по коже. – На ней нет крови. Почти нет.
По телу пробежала дрожь. Хоцума отвернулся.
– По-прежнему отказываешься смотреть на меня? – В голосе Шусея не было ни тени упрека, вообще ни единой эмоции, будто бы ему в самом деле все равно.
– Нет! Нет, это другое. – Нахмурившись, провести кончиками пальцев по шее. Шусей никогда не реагировал бурно на это – ни на что почти бурно не реагировал, лишь дыхание, постепенно срывающееся дыхание выдавало. И расширяющиеся зрачки – в стеклах было видно, как.
В спину отдавалось мерное тиканье часов. Шусей прикрыл глаза. Не выдавать себя? Не показать усталости?
Затем неожиданно сделал плавный шаг назад, отодвинув Хоцуму, и захлопнул окна.
– Простудишься, – сказал вроде бы мягко, а на самом деле – как отрезал. Поправил занавески и развернулся. Совсем теплый, с еще влажной кожей, намокшими длинными ресницами и – в его, Хоцумы, объятиях.
За секунду можно прижать к себе так, что дышать становится тяжело, и прислушаться к ровному биению сердца.
– Ты что мне, мамочка? – наконец осведомился недовольно Хоцума. Не выдержав, едва ощутимо потерся щекой о щеку напарника.
– Сам потом будешь жаловаться на боль в горле, – ответил Шусей, не отодвигаясь, – а я не буду вновь уговаривать тебя показаться врачу. Не заслужил.
– Это я-то?! А кто каких-то там пару лет назад слег с воспалением хитрости?!
– У меня был бронхит, вообще-то.
Хоцума чувствовал его мягкую улыбку, даже не глядя на него. Шусей улыбался – и размеренно гладил напарника по спине, точно успокаивая, хотя тот и не боялся, и не страдал. Это, скорее, была привычка: делать так, как раньше, – утешать, сдерживать, – нежели действительно необходимость.
– Пойдем, – тихо произнес Шусей, – иначе ты же, как всегда, не выспишься, не встанешь вовремя, и завтра опять будет шумно, потому что мы не спустимся к завтраку. Придет Юки, и…
– А пусть приходит! – воинственно откликнулся Хоцума. – Тебе-то что?
– Он не умеет ходить неслышно, – улыбнулся Усуи. – Отвлекает… от тебя.
Рендзе, задумавшись, замер. Кивнул. Сделал шаг назад.
– Подожди, сохранюсь только!
Дверь за ними закрылась еле слышно: особняк уже спал, а Шусей и так, даже если и не беспокоился о других его обитателях, любил тишину.
Усуи остановился около двери в свою спальню – остановился и словно бы задумался.
– Если утром нас увидят в одной постели, это будет… простительно?
– Ха, да пусть только попробуют сказать что-то против! Я им…
– Я понял, – остановил его Шусей. Медленно приоткрыл дверь и вошел. Услышав тихий щелчок замка, чуть вздрогнул. Хоцума притих: сказывалась близость, ночь и полная тишина.
Пальцы Шусея медленно расстегивали пуговицы на его рубашке.
Хоцума потянулся рукой и включил ночник.
– Ты забыл задернуть занавески, – произнес Шусей, когда он присел рядом на постель.
– Не-а, я специально, – уверил его Рендзе. Помедлил, прежде чем лечь на живот и достать из-под подушки книгу. – Опять свое разбрасываешь?!
– Вообще-то, – Шусей помедлил, пытаясь сдержать смех, – мы в моей спальне.
Хоцума, готовый отшвырнуть книжку в сторону, замер.
– Все равно: фигню читаешь, – попытался объясниться он.
– Чем тебя не устраивает эта книга?
– Ну, – Хоцума нахмурился, ища своему выводу логическое объяснение, – рисунок на ней дурацкий!
Тихий смех Шусея вывел его из себя.
– Ну что ты ржешь?!
Любая драка начиналась с него, но драка из тех, когда, прижимая руки противника к полу или к постели – к чему угодно, – смеешься, а затем… затем можно поцеловать. Шусей и в этот раз оказался слишком близко, чтобы удержаться, и смех прекратился – осталось неровное дыхание и лихорадочные движения руками по груди, шее, нежнее – по щекам, контуру губ, векам, лбу, еще влажным прядям волос. Пальцы Хоцумы остановились на вороте футболки, осторожно прикоснулись к обожженной коже.
– Не надо, – вырвалось у Шусея – почти невольно, почти одним выдохом, неслышным, но отчаянным. Он никогда на ночь не снимал ее, эту «ночную» футболку, разве что только когда спал один, но… когда это в последний раз было?..
– Тише… – Хоцума наклонился к нему слишком близко, коснулся губ, а пальцы невесомо, едва ощутимо прикасались к шрамам – уже не больно, скорее, просто непривычно, – я хочу их видеть… видеть свои следы на твоем теле.
Шусей выдохнул хрипло, громко, даже выгнулся немного; ладони сжались на плечах Хоцумы; расширились зрачки. Он не вырывался, не говорил ничего, молча терпел, смотрел, как Хоцума стягивает с него футболку, но невольно сжался и поспешно скрестил ладони на груди, едва она была отброшена в сторону. Хоцума смотрел на него, пытался не закрыть глаза, пытался принять эту правду, поверить.
– Да хватит уже себя бояться! – Схватить за тонкие запястья, прижать к постели.
Шусей зажмурился.
– Тебе больно? – спросил осторожно.
– Нет… нет…
Прикасаться к обнаженной коже показалось непривычным, прижиматься слишком сильно – недопустимым, вдруг Шусею станет больно?
– Зачем все это? – Шусей вздрогнул, когда губы Рендзе прикоснулись к кромке шрама – нет, это просто куда более чувственно, чем просто поцелуй куда бы то ни было, что-то вроде не знака доверия, но знака принадлежности; не то чтобы Шусей хотел принадлежать Хоцуме, но… но это было в крови, в голове, в сердце – он уже состоял из этого чувства, так зачем сопротивляться и бежать?
– Я хочу, чтобы ты не боялся. – Взгляд Хоцумы был непривычно серьезным. Будь дело днем – Шусей посмеялся бы над ним, по-доброму, конечно, но посмеялся, – но не ночью, когда его ладонь легко поглаживает меж бедер, а губы целуют так жарко – куда еще жарче, еще нежнее, еще чувственнее? Будет слишком. И так слишком для одного человека, даже если отдаваться – отдавать часть себя в поцелуях, прикосновениях, ласках.
Пальцы внутри, свободная ладонь Хоцумы – на шраме около самой шеи; осторожен, внимателен – почему именно сейчас?
Шусей подавил стон, попытался избавиться от мыслей. Сильнее – и ближе, Хоцума, ближе… Не больно – совсем, приятно – до того, что невозможно сдерживаться.
Хоцума надавливает, входит; ощущение – странное, Шусей лежит, зажмурившись, и считает удары его сердца. Это как бесконечная секунда. Бесконечная секунда перед долгой истомой – Шусей не мог бы подобрать другого слова. Даже если бы хотел. Даже если бы мог хотеть чего-то в эти секунды, кроме как ладони Хоцумы на своем члене, толчков – более сильных, – прижать к себе так, чтобы дышать стало окончательно невозможно, чтобы точно слышать биение сердца.
Разве он не этим живет – не этим настоящим, реальным человеком, который был рядом всегда?
– Тебе так нужны доказательства того, что я твой? – Шусей шептал. Сил не оставалось, удовольствие – оно захлестывало, лишало разума, горела кожа под прикосновениями, и холодный ветер от окна не помогал – лишь тоньше, острее чувства.
Хоцума не ответил. Выдыхал шумно, прижимался, разглядывал так жадно, будто бы боялся, что действительно потеряет.
Наслаждение во сне Эшли было другим: манящим, чудесным, куда более сильным, чем в реальности, но неправильным. Тут же – как это назвать? Правильностью? Необходимостью?
Тем, что завораживает, срывает дыхание, заставляет чувствовать – на самом пике, - что любовь существует.
Слушая прерывистое дыхание Хоцумы, аккуратно опустившего голову ему на грудь, Шусей осторожно протянул руку и выключил ночник. Прикрыв глаза, погладил Хоцуму по голове, кончиками пальцев провел по щеке и улыбнулся едва заметно. Рендзе перекатился и внимательно уставился на него. На его лицо. Но, кажется, уже без страха опустить взгляд на обнаженную грудь.
– Ты так смотришь на меня, будто бы боишься, что я не проснусь. – Шусей несильно сжал его ладонь.
– Кто ж тебя знает, придурка!
В голосе Хоцумы только что была… нежность?
Засыпать рядом показалось привычным. Рендзе же пообещал, что отомстит всем, кто посмеет сказать хоть слово по этому поводу.
Морфей в этот раз навестил – их обоих – куда быстрее, чем обычно.
верните мне мой моск!!! 
да, я смотрела всё что показывали на СТС))) да, я видела нечто большее между ними 
дубль ...тый 
Но обещаю, что всё что должна допишу обязательно)))) и я не забыла что когда то давно обещала написать фанфики по Куртофски по заявкам 
