Уииииииииииииииииииииии

[Kass.]

Ааааааа моя дарлинг опять подарила мне классный фанфик
Спасибо тебе сонце... Мне так приятно просто слов нет

26.03.2011 в 09:35

Пишет  Der Exorzist:

Это мой первый фик! (с) Не бойтесь, не первый вообще - первый по фандому.
Название: Не бояться
Автор:  Der Exorzist
Гамма:  аннаморн
Фандом: Uragiri wa boku no namae wo shitteiru
Пейринг: Хоцума/Шусей.
Жанр: romance
Рейтинг: R
Дисклеймер: отрекаюсь.
Заявка: с ключом "Я хочу увидеть свои следы на твоем теле" от  Kassandra_Li.
От автора: первый блин. И, наверное, таки комом.
Я прошу прощения у: а) заказчика; б) тех-самых-двоих заказчиков, фики для которых уже закончены, но до сих пор не сданы. х)
А еще: автор не разбирается в приставочных играх. Ага.

Сон обычно приходит к нему неслышно, ступая осторожно, мягко, нежно закрывает веки мягкими ладонями. Еще неслышнее, осторожнее, мягче и нежнее – это после сытного ужина, стоит только после оного ужина принять ванну – пусть и в компании остальных стражей-полудурков – и едва положить голову на подушку.
Правда, Шусей обычно приходит куда тише.

Сквозь сон Хоцума смутно слышал его шаги, но ему так хотелось досмотреть сон, где он наконец-таки проходит эту чертову локацию в «Mindjack» – говорят, одну из последних локаций! Но куда уж там проходить, когда хочется просто откинуть голову на спинку мягкого кресла и немного поспать? В конце концов, эти придурки утомили его.
Хоцума видел сквозь полуприкрытые веки, как рука Шусея потянулась к пульту.
– А ну!.. – рыкнул было он, пытаясь подняться, но ноги предательски запутались в пледе – и он едва было не рухнул к Шусеевским же ногам. Экран издевательски подмигнул ему серым цветом и погас. Усуи развел руками.
– Я же ни хрена не сохранил, ты!.. – Хоцума в панике оглянулся на приставку: все еще горел зелененький огонек. Благо, Шусей смыслил в технике несколько меньше. Неуловимо меньше. Рендзе щелкнул пультом.
– Опять «Mortal Combat»? – вздохнул Шусей. Привычно и понятно.
Он опустился в кресло рядом и запрокинул голову.
– «Mortal» – старье, – фыркнул Хоцума, – надоел, угу.
Усуи и не слушал, и, если бы не открытые глаза, можно было бы вообще подумать, что заснул. Рендзе неодобрительно посмотрел на него:
– Иди-ка ты спать, а?
В капельках воды на шее Шусея играл лунный свет из открытого окна. Вечно Хоцуме было жарко, вечно не хватало воздуха – и поэтому всегда оно было распахнуто.
Усуи пожал плечами.
– Ты же опять засидишься до утра.
– Ну и? – воинственно начал Рендзе. Замер, замолк: Шусей приподнялся, подошел к окну, пару секунд стоял так, а затем обернулся – и край рубашки неудержимо сполз вниз. Шрамы – бегущая вниз выжженная полоса. Кольнуло в груди.
«Сколько раз еще это будет повторяться?» – Мысль была его или чужая? Хоцума упрямо мотнул головой и внимательно – куда внимательнее, чем прежде, – уставился на Шусея. Порывисто поднялся, откладывая джойстик.
– Что ты там интересного увидел? – проворчал, подходя ближе. Пытаясь избегать взглядом.
– Луна совсем не такая, как в Вальпургиеву ночь, – задумчиво сообщил Шусей, по-прежнему стоя вполоборота. Тихо сказал – даже еле слышно. Точно ласковыми прикосновениями по коже. – На ней нет крови. Почти нет.
По телу пробежала дрожь. Хоцума отвернулся.
– По-прежнему отказываешься смотреть на меня? – В голосе Шусея не было ни тени упрека, вообще ни единой эмоции, будто бы ему в самом деле все равно.
– Нет! Нет, это другое. – Нахмурившись, провести кончиками пальцев по шее. Шусей никогда не реагировал бурно на это – ни на что почти бурно не реагировал, лишь дыхание, постепенно срывающееся дыхание выдавало. И расширяющиеся зрачки – в стеклах было видно, как.
В спину отдавалось мерное тиканье часов. Шусей прикрыл глаза. Не выдавать себя? Не показать усталости?
Затем неожиданно сделал плавный шаг назад, отодвинув Хоцуму, и захлопнул окна.
– Простудишься, – сказал вроде бы мягко, а на самом деле – как отрезал. Поправил занавески и развернулся. Совсем теплый, с еще влажной кожей, намокшими длинными ресницами и – в его, Хоцумы, объятиях.
За секунду можно прижать к себе так, что дышать становится тяжело, и прислушаться к ровному биению сердца.
– Ты что мне, мамочка? – наконец осведомился недовольно Хоцума. Не выдержав, едва ощутимо потерся щекой о щеку напарника.
– Сам потом будешь жаловаться на боль в горле, – ответил Шусей, не отодвигаясь, – а я не буду вновь уговаривать тебя показаться врачу. Не заслужил.
– Это я-то?! А кто каких-то там пару лет назад слег с воспалением хитрости?!
– У меня был бронхит, вообще-то.
Хоцума чувствовал его мягкую улыбку, даже не глядя на него. Шусей улыбался – и размеренно гладил напарника по спине, точно успокаивая, хотя тот и не боялся, и не страдал. Это, скорее, была привычка: делать так, как раньше, – утешать, сдерживать, – нежели действительно необходимость.
– Пойдем, – тихо произнес Шусей, – иначе ты же, как всегда, не выспишься, не встанешь вовремя, и завтра опять будет шумно, потому что мы не спустимся к завтраку. Придет Юки, и…
– А пусть приходит! – воинственно откликнулся Хоцума. – Тебе-то что?
– Он не умеет ходить неслышно, – улыбнулся Усуи. – Отвлекает… от тебя.
Рендзе, задумавшись, замер. Кивнул. Сделал шаг назад.
– Подожди, сохранюсь только!
Дверь за ними закрылась еле слышно: особняк уже спал, а Шусей и так, даже если и не беспокоился о других его обитателях, любил тишину.

Усуи остановился около двери в свою спальню – остановился и словно бы задумался.
– Если утром нас увидят в одной постели, это будет… простительно?
– Ха, да пусть только попробуют сказать что-то против! Я им…
– Я понял, – остановил его Шусей. Медленно приоткрыл дверь и вошел. Услышав тихий щелчок замка, чуть вздрогнул. Хоцума притих: сказывалась близость, ночь и полная тишина.
Пальцы Шусея медленно расстегивали пуговицы на его рубашке.

Хоцума потянулся рукой и включил ночник.
– Ты забыл задернуть занавески, – произнес Шусей, когда он присел рядом на постель.
– Не-а, я специально, – уверил его Рендзе. Помедлил, прежде чем лечь на живот и достать из-под подушки книгу. – Опять свое разбрасываешь?!
– Вообще-то, – Шусей помедлил, пытаясь сдержать смех, – мы в моей спальне.
Хоцума, готовый отшвырнуть книжку в сторону, замер.
– Все равно: фигню читаешь, – попытался объясниться он.
– Чем тебя не устраивает эта книга?
– Ну, – Хоцума нахмурился, ища своему выводу логическое объяснение, – рисунок на ней дурацкий!
Тихий смех Шусея вывел его из себя.
– Ну что ты ржешь?!
Любая драка начиналась с него, но драка из тех, когда, прижимая руки противника к полу или к постели – к чему угодно, – смеешься, а затем… затем можно поцеловать. Шусей и в этот раз оказался слишком близко, чтобы удержаться, и смех прекратился – осталось неровное дыхание и лихорадочные движения руками по груди, шее, нежнее – по щекам, контуру губ, векам, лбу, еще влажным прядям волос. Пальцы Хоцумы остановились на вороте футболки, осторожно прикоснулись к обожженной коже.
– Не надо, – вырвалось у Шусея – почти невольно, почти одним выдохом, неслышным, но отчаянным. Он никогда на ночь не снимал ее, эту «ночную» футболку, разве что только когда спал один, но… когда это в последний раз было?..
– Тише… – Хоцума наклонился к нему слишком близко, коснулся губ, а пальцы невесомо, едва ощутимо прикасались к шрамам – уже не больно, скорее, просто непривычно, – я хочу их видеть… видеть свои следы на твоем теле.
Шусей выдохнул хрипло, громко, даже выгнулся немного; ладони сжались на плечах Хоцумы; расширились зрачки. Он не вырывался, не говорил ничего, молча терпел, смотрел, как Хоцума стягивает с него футболку, но невольно сжался и поспешно скрестил ладони на груди, едва она была отброшена в сторону. Хоцума смотрел на него, пытался не закрыть глаза, пытался принять эту правду, поверить.
– Да хватит уже себя бояться! – Схватить за тонкие запястья, прижать к постели.
Шусей зажмурился.
– Тебе больно? – спросил осторожно.
– Нет… нет…
Прикасаться к обнаженной коже показалось непривычным, прижиматься слишком сильно – недопустимым, вдруг Шусею станет больно?
– Зачем все это? – Шусей вздрогнул, когда губы Рендзе прикоснулись к кромке шрама – нет, это просто куда более чувственно, чем просто поцелуй куда бы то ни было, что-то вроде не знака доверия, но знака принадлежности; не то чтобы Шусей хотел принадлежать Хоцуме, но… но это было в крови, в голове, в сердце – он уже состоял из этого чувства, так зачем сопротивляться и бежать?
– Я хочу, чтобы ты не боялся. – Взгляд Хоцумы был непривычно серьезным. Будь дело днем – Шусей посмеялся бы над ним, по-доброму, конечно, но посмеялся, – но не ночью, когда его ладонь легко поглаживает меж бедер, а губы целуют так жарко – куда еще жарче, еще нежнее, еще чувственнее? Будет слишком. И так слишком для одного человека, даже если отдаваться – отдавать часть себя в поцелуях, прикосновениях, ласках.
Пальцы внутри, свободная ладонь Хоцумы – на шраме около самой шеи; осторожен, внимателен – почему именно сейчас?
Шусей подавил стон, попытался избавиться от мыслей. Сильнее – и ближе, Хоцума, ближе… Не больно – совсем, приятно – до того, что невозможно сдерживаться.
Хоцума надавливает, входит; ощущение – странное, Шусей лежит, зажмурившись, и считает удары его сердца. Это как бесконечная секунда. Бесконечная секунда перед долгой истомой – Шусей не мог бы подобрать другого слова. Даже если бы хотел. Даже если бы мог хотеть чего-то в эти секунды, кроме как ладони Хоцумы на своем члене, толчков – более сильных, – прижать к себе так, чтобы дышать стало окончательно невозможно, чтобы точно слышать биение сердца.
Разве он не этим живет – не этим настоящим, реальным человеком, который был рядом всегда?
– Тебе так нужны доказательства того, что я твой? – Шусей шептал. Сил не оставалось, удовольствие – оно захлестывало, лишало разума, горела кожа под прикосновениями, и холодный ветер от окна не помогал – лишь тоньше, острее чувства.
Хоцума не ответил. Выдыхал шумно, прижимался, разглядывал так жадно, будто бы боялся, что действительно потеряет.
Наслаждение во сне Эшли было другим: манящим, чудесным, куда более сильным, чем в реальности, но неправильным. Тут же – как это назвать? Правильностью? Необходимостью?
Тем, что завораживает, срывает дыхание, заставляет чувствовать – на самом пике, - что любовь существует.

Слушая прерывистое дыхание Хоцумы, аккуратно опустившего голову ему на грудь, Шусей осторожно протянул руку и выключил ночник. Прикрыв глаза, погладил Хоцуму по голове, кончиками пальцев провел по щеке и улыбнулся едва заметно. Рендзе перекатился и внимательно уставился на него. На его лицо. Но, кажется, уже без страха опустить взгляд на обнаженную грудь.
– Ты так смотришь на меня, будто бы боишься, что я не проснусь. – Шусей несильно сжал его ладонь.
– Кто ж тебя знает, придурка!
В голосе Хоцумы только что была… нежность?
Засыпать рядом показалось привычным. Рендзе же пообещал, что отомстит всем, кто посмеет сказать хоть слово по этому поводу.

Морфей в этот раз навестил – их обоих – куда быстрее, чем обычно.

@темы: Uragiri wa boku no namae wo shitteiru, yaoi